Идет гражданская война. У коновода Трофима в момент обстрела отелилась кобыла. Появившийся жеребенок, начал жадно сосать грудь кобылы и впервые смотрел на окружающий мир. В этот момент в сарай зашел Трофим и увидел эту волнительную картину. Мужчина закурил и начал размышлять, что же делать с маленьким жеребенком. Кобыле он озвучил мысль, что ее жеребенка придется убить. Но та, не веря в слова своего хозяина, как будто улыбнулась и продолжила кормить малыша. Трофим доложил о произошедшем комиссару и получил строгий приказ убить жеребенка. Эта мера была абсолютно необходима, потому что осуществлять наступательную операцию против белогвардейцев с маленьким жеребенком будет очень сложно, да и кобыла будет вести себя непослушно. Трофим и сам это понимал, а потому взял ружье и пошел в сарай. Но убыть жеребенка не смог. Комиссар разрешил пока оставить жеребенка живым. Объяснил он это так: все мы когда-то были маленькими и сосали титьку, так что убивать за это не стоит.

Через месяц состоялся бой с казаками, в котором кобыла совершенно не слушалась Трофима и постоянно норовила защитить своего жеребенка от выстрелов. Коновод выстрелил в малыша, но тот каким-то чудом тот остался жив. После этого случая комиссар снова заговорил о то, что детеныша нужно убить, иначе кобыла рискует их подвести в самый разгар сражения. Трофим тянул с исполнением приказа, все ждал чего-то. Полку предстояла переправа через Дон, производить ее нужно было в полной тишине, потому что белые бродили где-то рядом. На кобыле Трофима переправлялся Нечепуренко, жеребец не спеша шел рядом. Постепенно глубина увеличивалась, взрослым лошадям было уже по шею. Жеребенок начал тонуть, кобыла стала тянуть седока в его сторону, Трофим сделал выстрел и отпугнул ее. Он слышал как жалобно стонет жеребенок, словно ребенок. Трофим решительно спрыгнул с лодки и бросился к нему на помощь. Из последних сил коновод вытащил жеребенка на берег, где его сразу же начала облизывать кобыла. С правого берега прозвучал одинокий выстрел и Трофим упал замертво.

Сочинение по литературе на тему: Краткое содержание Жеребенок Шолохов

Другие сочинения:

1. Жеребенок входит в цикл Донские рассказы М. А. Шолохова, написанный во второй половине двадцатых Годов. Сам автор родился, вырос и провел большую часть своей жизни на Дону, был свидетелем и Непосредственным участником тех собутий гражданской войны, который он описал в Read More ......
2. Так в горький смертельный час гражданской войны многие писатели 20 века в своих произведениях подымали проблему насилия и гуманизма. Особенно ярко это можно проследить у И. Бабеля в “Конной армии”, у М. Шолохова в “Донских рассказах”. Истории героев в этих Read More ......
3. В последние годы история России подвергается переосмыслению и, прежде всего это коснулось событий революции и гражданской войны. Нет уже у людей былого восхищения подвигами красной армии, резкого неприятия белого движения. Но еще тогда, в те далекие 20-е годы, многие писатели Read More ......
4. Родинка На столе валяются патроны, баранья кость, полевая карта, сводка, уздечка, краюха хлеба. За столом сидит Николка Кошевой, командир эскадрона, он заполняет анкету. “Шершавый лист скупо рассказывает: Кошевой Николай. Командир эскадрона. Землероб. Член РКСМ, возраст – 18 лет”. По виду Read More ......
5. Тема “Изображения человека в экстремальных условиях войны” является довольно актуальной в произведениях писателей 20 века. В романе Бабеля “Конармия”, в новелле “История одной лошади” и в рассказе Шолохова “Жеребенок” показано поведение людей малообразованных, невежественных, одичавших от многолетней бойни, в которых Read More ......
6. Тихий Дон По окончании предпоследней турецкой кампании казак Прокофий Мелехов привел домой, в станицу Вешенская, пленную турчанку. От их брака родился сын, названный Пантелеем, такой же смуглый и черноглазый, как и его мать. Впоследствии Пантелей Прокофьевич занялся обустройством хозяйства и Read More ......
7. Поднятая целина По крайнему к степи проулку январским вечером 1930 г. въехал в хутор Гремячий Лог верховой. У прохожих спросил дорогу к куреню Якова Лукича Островнова. Хозяин, узнав приезжего, оглянулся и зашептал: “Ваше благородие! Откель вас?.. Господин есаул…” Это был Read More ......
8. Судьба человека Андрей Соколов Весна. Верхний Дон. Рассказчик с товарищем ехал на бричке, запряженной двумя лошадьми, в станицу Букановскую. Ехать было трудно – снег начал таять, грязь непролазная. А тут возле хутора Моховского река Еланка. Мелкая летом, сейчас разлилась на Read More ......

Шолохов "Жеребёнок" - сочинение "Сочинения по произведению "Жеребенок" (Шолохов М.А.)"

Так в горький смертельный час гражданской войны многие писатели 20 века в своих произведениях подымали проблему насилия и гуманизма. Особенно ярко это можно проследить у И.Бабеля в “Конной армии”, у М.Шолохова в “Донских рассказах”.

Истории героев в этих рассказах показывают всю несовместимость страшной разрушительной силы войны и насилия с человеческим счастьем, самой человеческой природой.

Двадцатый век чреват такими катаклизмами, которые нарушили музыку народной жизни.

В смертельной схватке гражданской войны столкнулись в предельно-острой классовой борьбе люди, живущие в одной стране, в одном селе, нередко родные по крови. Все отчетливее намечалась тема насилия в братоубийственной войне, где брат убивал брата, сын - отца лишь за то, что их взгляды расходились по идейным убеждениям. Родные люди, прожившие бок о бок десятилетия, деля друг с другом последний кусок хлеба, зверски убивали друг друга, уничтожая веками сложившийся уклад жизни.

Гражданская война заставляла каждого выбирать, на чьей ты стороне, другого выбора она не оставляла.

Особенно остро тема насилия между родными, кровными людьми показана у И.Бабеля в “Конармии” в новелле “Письмо”. В этом произведении сын пишет матери письмо, где описывает свою жизнь в Красной Армии, как ему приходится и голодно, и холодно “каждые сутки я ложусь отдыхать не евши и без всякой одежды, так что дюже холодно”. Дальше Василий Курдюков описывает матери про отца, как он убивал их сына Федора Тимофеевича, не понимая какое горе может пережить женщина, читая про то, как “папаша начали Федю резать, говоря – шкура, красная собака, сукин сын”. Дальше парень описывает как, теперь уже другой его брат Сенька “стали папашу плетить” и убивать.

Вот где трагизм жестокой беспощадной войны, родные, самые близкие люди уничтожали друг друга “А я так думаю, что если попадусь я к вашим, то не будет мне пощады. А теперь, папаша, мы будем вас кончать…”

Одновременно с темой насилия писатели 20 века показывали в своих произведениях и романтические сюжеты, где они прославляли народные (общечеловеческие) ценности. Мы можем это проследить по рассказам М.Шолохова “Жеребенок” в “Донских рассказах”. В этом произведении маленький жеребенок, только что появившийся на свет, будит в людях, закаменелых смертельными боями, человеческие качества “сердце из камня превращается в мочалку…”, “гляну на него, и рука дрожит… рубить не могу”.

Мирный труд, продолжение рода, единение человека с природой – вот те шолоховские идеалы, по которым, как по камертону, должна настраиваться история. Всякое отступление от этой веками налаженной жизни, от народного опыта грозит непредсказуемыми последствиями, может привести к трагедии народа, трагедии человека.

Шолохов "Жеребёнок" - сочинение "Сочинения по произведению "Жеребенок" (Шолохов М.А.)"

Так в горький смертельный час гражданской войны многие писатели 20 века в своих произведениях подымали проблему насилия и гуманизма. Особенно ярко это можно проследить у И.Бабеля в “Конной армии”, у М.Шолохова в “Донских рассказах”.

Истории героев в этих рассказах показывают всю несовместимость страшной разрушительной силы войны и насилия с человеческим счастьем, самой человеческой природой.

Двадцатый век чреват такими катаклизмами, которые нарушили музыку народной жизни.

В смертельной схватке гражданской войны столкнулись в предельно-острой классовой борьбе люди, живущие в одной стране, в одном селе, нередко родные по крови. Все отчетливее намечалась тема насилия в братоубийственной войне, где брат убивал брата, сын - отца лишь за то, что их взгляды расходились по идейным убеждениям. Родные люди, прожившие бок о бок десятилетия, деля друг с другом последний кусок хлеба, зверски убивали друг друга, уничтожая веками сложившийся уклад жизни.

Гражданская война заставляла каждого выбирать, на чьей ты стороне, другого выбора она не оставляла.

Особенно остро тема насилия между родными, кровными людьми показана у И.Бабеля в “Конармии” в новелле “Письмо”. В этом произведении сын пишет матери письмо, где описывает свою жизнь в Красной Армии, как ему приходится и голодно, и холодно “каждые сутки я ложусь отдыхать не евши и без всякой одежды, так что дюже холодно”. Дальше Василий Курдюков описывает матери про отца, как он убивал их сына Федора Тимофеевича, не понимая какое горе может пережить женщина, читая про то, как “папаша начали Федю резать, говоря – шкура, красная собака, сукин сын”. Дальше парень описывает как, теперь уже другой его брат Сенька “стали папашу плетить” и убивать.

Вот где трагизм жестокой беспощадной войны, родные, самые близкие люди уничтожали друг друга “А я так думаю, что если попадусь я к вашим, то не будет мне пощады. А теперь, папаша, мы будем вас кончать…”

Одновременно с темой насилия писатели 20 века показывали в своих произведениях и романтические сюжеты, где они прославляли народные (общечеловеческие) ценности. Мы можем это проследить по рассказам М.Шолохова “Жеребенок” в “Донских рассказах”. В этом произведении маленький жеребенок, только что появившийся на свет, будит в людях, закаменелых смертельными боями, человеческие качества “сердце из камня превращается в мочалку…”, “гляну на него, и рука дрожит… рубить не могу”.

Мирный труд, продолжение рода, единение человека с природой – вот те шолоховские идеалы, по которым, как по камертону, должна настраиваться история. Всякое отступление от этой веками налаженной жизни, от народного опыта грозит непредсказуемыми последствиями, может привести к трагедии народа, трагедии человека.

Шолохов Михаил

Жеребенок

Михаил Шолохов

Жеребенок

Среди белого дня возле навозной кучи, густо облепленной изумрудными мухами, головой вперед, с вытянутыми передними ножонками выбрался он из мамашиной утробы и прямо над собою увидел нежный, сизый, тающий комочек шрапнельного разрыва, воющий гул кинул его мокренькое тельце под ноги матери. Ужас был первым чувством, изведанным тут, на земле. Вонючий град картечи с цоканьем застучал по черепичной крыше конюшни и, слегка окропив землю, заставил мать жеребенка - рыжую Трофимову кобылицу - вскочить на ноги и снова с коротким ржаньем привалиться вспотевшим боком к спасительной куче.

В последовавшей затем знойной тишине отчетливей зажужжали мухи, петух, по причине орудийного обстрела не рискуя вскочить на плетень, где-то под сенью лопухов разок-другой хлопнул крыльями и непринужденно, но глухо пропел. Из хаты слышалось плачущее кряхтенье раненого пулеметчика. Изредка он вскрикивал резким осипшим голосом, перемежая крики неистовыми ругательствами. В палисаднике на шелковистом багрянце мака звенели пчелы. За станицей в лугу пулемет доканчивал ленту, и под его жизнерадостный строчащий стук, в промежутке между первым и вторым орудийными выстрелами, рыжая кобыла любовно облизала первенца, а тот, припадая к набухшему вымени матери, впервые ощутил полноту жизни и неизбывную сладость материнской ласки.

Когда второй снаряд жмякнулся где-то за гумном, из хаты, хлопнув дверью, вышел Трофим и направился к конюшне. Обходя навозную кучу, он ладонью прикрыл от солнца глаза и, увидев, как жеребенок, подрагивая от напряжения, сосет его, Трофимову, рыжую кобылу, растерянно пошарил в карманах, дрогнувшими пальцами нащупал кисет и, слюнявя цигарку, обрел дар речи:

Та-а-ак... Значит, ожеребилась? Нашла время, нечего сказать.- В последней фразе сквозила горькая обида.

К шершавым от высохшего пота бокам кобылы прилипли бурьянные былки, сухой помет. Выглядела она неприлично худой и жидковатой, но глаза лучили горделивую радость, приправленную усталостью, а атласная верхняя губа ежилась улыбкой. Так, по крайней мере, казалось Трофиму. После того как поставленная в конюшню кобыла зафыркала, мотая торбой с зерном, Трофим прислонился к косяку и, неприязненно косясь на жеребенка, сухо спросил:

Догулялась?

Не дождавшись ответа, заговорил снова:

Хоть бы в Игнатова жеребца привела, а то черт его знает в кого... Ну, куда я с ним денусь?

В темноватой тишине конюшни хрустит зерно, в дверную щель точит золотистую россыпь солнечный кривой луч. Свет падает на левую щеку Трофима, рыжий ус его и щетина бороды отливают красниною, складки вокруг рта темнеют изогнутыми бороздами. Жеребенок на тонких пушистых ножках стоит, как игрушечный деревянный конек.

Убить его? - Большой, пропитанный табачной веленью палец Трофима кривится в сторону жеребенка.

Кобыла выворачивает кровянистое глазное яблоко, моргает и насмешливо косится на хозяина.

В горнице, где помещался командир эскадрона, в втот вечер происходил следующий разговор:

Примечаю я, что бережется моя кобыла, рысью не перебежит, наметом не моги, опышка ее душит. Доглядел, а она, оказывается, сжеребаиная... Так уж береглась, так береглась... Жеребчик-то масти гнедоватой... Вот...рассказывает Трофим.

Эскадронный сжимает в кулаке медную кружку е чаем, сжимает так, как эфес палаша перед атакой, к сонными глазами глядит на лампу. Над желтеньким светлячком огня беснуются пушистые бабочки, в окно налетают, жгутся о стекло, на смену одним - другие.

Безразлично. Гнедой или вороней - все равно. Пристрелить. С жеребенком мы навродь цыганев будем.

Что? Вот и я говорю, как цыгане. А ежели командующий, что тогда? Приедет осмотреть полк, а он будет перед фронтом солонцевать и хвостом этак... А? На всю Красную Армию стыд и позор. Я даже не понимаю, Трофим, как ты мог допустить? В разгар гражданской войны и вдруг подобное распутство... Это даже совестно. Коноводам строгий приказ: жеребцов соблюдать отдельно.

Шолохов Михаил

Жеребенок

Михаил Шолохов

Жеребенок

Среди белого дня возле навозной кучи, густо облепленной изумрудными мухами, головой вперед, с вытянутыми передними ножонками выбрался он из мамашиной утробы и прямо над собою увидел нежный, сизый, тающий комочек шрапнельного разрыва, воющий гул кинул его мокренькое тельце под ноги матери. Ужас был первым чувством, изведанным тут, на земле. Вонючий град картечи с цоканьем застучал по черепичной крыше конюшни и, слегка окропив землю, заставил мать жеребенка - рыжую Трофимову кобылицу - вскочить на ноги и снова с коротким ржаньем привалиться вспотевшим боком к спасительной куче.

В последовавшей затем знойной тишине отчетливей зажужжали мухи, петух, по причине орудийного обстрела не рискуя вскочить на плетень, где-то под сенью лопухов разок-другой хлопнул крыльями и непринужденно, но глухо пропел. Из хаты слышалось плачущее кряхтенье раненого пулеметчика. Изредка он вскрикивал резким осипшим голосом, перемежая крики неистовыми ругательствами. В палисаднике на шелковистом багрянце мака звенели пчелы. За станицей в лугу пулемет доканчивал ленту, и под его жизнерадостный строчащий стук, в промежутке между первым и вторым орудийными выстрелами, рыжая кобыла любовно облизала первенца, а тот, припадая к набухшему вымени матери, впервые ощутил полноту жизни и неизбывную сладость материнской ласки.

Когда второй снаряд жмякнулся где-то за гумном, из хаты, хлопнув дверью, вышел Трофим и направился к конюшне. Обходя навозную кучу, он ладонью прикрыл от солнца глаза и, увидев, как жеребенок, подрагивая от напряжения, сосет его, Трофимову, рыжую кобылу, растерянно пошарил в карманах, дрогнувшими пальцами нащупал кисет и, слюнявя цигарку, обрел дар речи:

Та-а-ак... Значит, ожеребилась? Нашла время, нечего сказать.- В последней фразе сквозила горькая обида.

К шершавым от высохшего пота бокам кобылы прилипли бурьянные былки, сухой помет. Выглядела она неприлично худой и жидковатой, но глаза лучили горделивую радость, приправленную усталостью, а атласная верхняя губа ежилась улыбкой. Так, по крайней мере, казалось Трофиму. После того как поставленная в конюшню кобыла зафыркала, мотая торбой с зерном, Трофим прислонился к косяку и, неприязненно косясь на жеребенка, сухо спросил:

Догулялась?

Не дождавшись ответа, заговорил снова:

Хоть бы в Игнатова жеребца привела, а то черт его знает в кого... Ну, куда я с ним денусь?

В темноватой тишине конюшни хрустит зерно, в дверную щель точит золотистую россыпь солнечный кривой луч. Свет падает на левую щеку Трофима, рыжий ус его и щетина бороды отливают красниною, складки вокруг рта темнеют изогнутыми бороздами. Жеребенок на тонких пушистых ножках стоит, как игрушечный деревянный конек.

Убить его? - Большой, пропитанный табачной веленью палец Трофима кривится в сторону жеребенка.

Кобыла выворачивает кровянистое глазное яблоко, моргает и насмешливо косится на хозяина.

В горнице, где помещался командир эскадрона, в втот вечер происходил следующий разговор:

Примечаю я, что бережется моя кобыла, рысью не перебежит, наметом не моги, опышка ее душит. Доглядел, а она, оказывается, сжеребаиная... Так уж береглась, так береглась... Жеребчик-то масти гнедоватой... Вот...рассказывает Трофим.

Эскадронный сжимает в кулаке медную кружку е чаем, сжимает так, как эфес палаша перед атакой, к сонными глазами глядит на лампу. Над желтеньким светлячком огня беснуются пушистые бабочки, в окно налетают, жгутся о стекло, на смену одним - другие.

Безразлично. Гнедой или вороней - все равно. Пристрелить. С жеребенком мы навродь цыганев будем.

Что? Вот и я говорю, как цыгане. А ежели командующий, что тогда? Приедет осмотреть полк, а он будет перед фронтом солонцевать и хвостом этак... А? На всю Красную Армию стыд и позор. Я даже не понимаю, Трофим, как ты мог допустить? В разгар гражданской войны и вдруг подобное распутство... Это даже совестно. Коноводам строгий приказ: жеребцов соблюдать отдельно.

Утром Трофим вышел из хаты с винтовкой. Солнце еще не всходило. На траве розовела роса. Луг, истоптанный сапогами пехоты, изрытый окопами, напоминал заплаканное, измятое горем лицо девушки. Около полевой кухни возились кашевары. На крыльце сидея эскадронный в сопревшей от давнишнего пота исподней рубахе. Пальцы, привыкшие к бодрящему холодку револьверной рукоятки, неуклюже вспоминали забытое, родное - плели фасонистый половник для вареников. Трофим, проходя мимо, поинтересовался:

Половничек плетете?

Эскадронный увязал ручку тоненькой хворостинкой, процедил сквозь зубы:

А вот баба - хозяйка - просит... Сплети да сплети. Когда-то мастер был, а теперь не того... не удался.

Нет, подходяще,- похвалил Трофим.

Эскадронный смел с колен обрезки хвороста, спросил:

Идешь жеребенка ликвидировать?

Трофим молча махнул рукой и прошел в конюшню.

Эскадронный, склонив голову, ждал выстрела. Прошла минута, другая выстрела не было. Трофим вы вернулся из-за угла конюшни, как видно чем-то смущенный.

Должно, боек спортился... Пистон не пробивает.

А ну, дай винтовку.

Трофим нехотя подал. Двинув затвором, эскадронный прищурился.

Да тут патрон нету!..

Не могет быть!..- с жаром воскликнул Трофим.

Я тебе говорю, нет.

Так я ж их кинул там... за конюшней...

Эскадронный положил рядом винтовку и долго вертел в руках новенький половник. Свежий хворост был медвяно пахуч и липок, в нос ширяло запахом цветущего краснотала, землей попахивало, трудом, позабытым в неуемном пожаре войны...

Слушай!.. Черт с ним! Пущай при матке живет. Временно и так далее. Кончится война - на нем еще того... пахать. А командующий, на случай чего, войдет в его положение, потому что молокан и должен сосать... И командующий титьку сосал, и мы сосали, раз обычай такой, ну и шабаш! А боек у твово винта справный.

Как-то, через месяц, под станицей Усть-Хоперской эскадрон Трофима ввязался в бой с казачьей сотней. Перестрелка началась перед сумерками. Смеркалось, когда пошли в атаку. На полпути Трофим безнадежно отстал от своего взвода. Ни плеть, ни удила, до крови раздиравшие губы, не могли понудить кобылу пдти наметом. Высоко задирая голову, хрипло ржала она и топталась на одном месте до тех пор, пока жеребенок, разлопушив хвост, не догнал ее. Трофим прыгнул с седла, пихнул в ножны шашку и с перекошенным злобой лицом рванул с плеча винтовку. Правый флапг смешался с белыми. Возле яра из стороны в сторону, как под ветром, колыхалась куча людей. Рубились молча. Под копытами коней глухо гудела земля. Трофим на секунду глянул туда и схватил на мушку выточенную голову жеребенка. Рука ли дрогнула сгоряча, или виною промаха была еще какая-нибудь причина, но после выстрела жеребенок дурашливо взбрыкнул ногами, тоненько заржал и, выбрасывая из-под копыт седые комочки пыли, описал круг и стал поодаль. Обойму не простых патронов, а бронебойных - с красномедными носами - выпустил Трофим в рыжего чертенка и, убедившись в том, что бронебойные пули (случайно попавшие из подсумка под руку) не причинили ни вреда, ни смерти потомку рыжей кобылы, вскочил на нее и, чудовищно ругаясь, трюпком поехал туда, где бородатые краснорожие староверы теснили эскадронного с тремя красноармейцами, прижимая их к яру.